Отец часто и подолгу сидел на лавочке под окном и вспоминал пережитое. Как-то он сказал: "Что моя жизнь? Для себя, может, что- то и представляет, потому что своя, а для других ничего такого она не содержит".
Приходит время и мне вспоминать, и я думаю: "А моя — содержит?" И прихожу к выводу: особенного нет, не содержит. Особенное — в поколении. Мы не похожи на отцов, мы не пахари, мы только дети пахарей. Первые оторвавшиеся от плуга, но не порвавшие с землей, деревенские интеллигенты. Мы служили пахарям, учились и учили, звали и вели, будучи сами связаны с отчим домом. В нас было что-то, если хотите, переломное. Когда у пахаря не уродился хлеб, он не ищет виноватых, он винит только себя, он продолжает работать — и это сулит ему новый урожай.
Мое поколение — и я вместе с ним — сеяло свой посев ровно полвека. Для истории срок небольшой, для отдельного человека — целая жизнь, и на ее исходе естественно задаваться вопросами: "Удалась ли твоя жатва? Обильна ли она? Сколь необходимо народу было, так сказать, твое присутствие на земле". Вопросы сложные, и однозначно на них не ответить.
По И. Васильеву (178 слов)