Никакое самое яркое словесное описание литературного героя не может представить читателю с такой конкретной определенностью его облик, как это делает иллюстрация. Поэтому иногда рисунок может стать барьером между читателем и авторским замыслом.
У каждого читателя есть личное отношение к прочитанному. Есть заветные книги, которые входят в жизнь каждого из нас. Эти "первые встречи" с шедеврами мировой литературы остаются в памяти читателя связанными с бурей чувств и переживаний, ими пробужденных. Как суметь иллюстратору не оскорбить это заветное, не разрушить "кристаллизацию"? Стендаль употребляет этот термин, анализируя процесс зарождения и развития чувства любви, но этот же термин применим и к чтению, и к созерцанию прекрасного.
Каждый читатель создает своего Гамлета, свою Татьяну Ларину, свою Наташу Ростову. Совпадут ли образы, созданные иллюстратором, с читательскими ассоциациями? Случается, что зрительный образ только мешает читательской мысли.
Эти опасные свойства иллюстрации обязывают художника- иллюстратора очень осторожно подходить к литературному произведению. Только при наличии особого "избирательного сродства" между писателем и иллюстратором, как чудо, случается слияние зрительного и литературного образа в нерасторжимое единство, и тогда иллюстрация остается в сознании читателя как постоянный спутник книги.
Так, для многих читательских поколений "Дон Кихот" и "Гарган- тюа и Пантагрюэль", "Мюнхаузен" и "Старый моряк" неотделимы от Гюстава Доре, "Медный всадник" непременно приведет на память рисунки Александра Бенуа, а "Демон" — иллюстрации Врубеля.
По Н. Кузьмину (212 слов)